Хolokost
Модератор: MostEvil
-
Alice Lekter
- Малыш
- Сообщения: 49
- Зарегистрирован: 23 авг 2008, 20:24
У меня раздвоение личности. Одна Келпи-Кси, другая Алиса Лектер... Первая моё прошлое, я его ненавижу. но без него никак. Вторая моё настоящее, но она ещё не сформировалась окончательно.Mariona писал(а):Сериал отличный, в лучших традициях жанра.
Только вот автором сериала Алиса Лектер поставлена, а я так поняла, что идея и первые серии принадлежат другому человеку, то бишь Ксюше. Я думаю было бы честно ее тоже поставить в авторы.
Essseker...(c)"Зеркала"
Why so serious?(c)Joker
Why so serious?(c)Joker
Скоро комп увозят,а я так и не прочитаю долгожданную серию...тоесть шорох -
Драко
- Шлёхухоль-Гыхухоль
- Сообщения: 6074
- Зарегистрирован: 12 мар 2008, 18:01
- Откуда: Мистралия
- Контактная информация:
6 Шорох
Теперь Наташа не боялась. Не слишком боялась. Но за пределы обжитых комнат не выходила. И сняла здесь все картины со стен. У них слишком странные глаза. Они мешают Наташе не бояться.
А как хорошо было лежать с Серёжей вдвоём на Наташиной кровати, она - с книжкой, он - положив голову на её живот и потихоньку, миллиметр за миллиметром, отодвигая кофточку с её пузика. Если удастся отодвинуть - тут же прижмётся губами к пупку, фиг оторвёшь. Поэтому девушка, чувствуя прогресс диверсии, всякий раз шлёпала юношу по рукам, носу, щекам, а он в ответ делал несчастные глазки голодного мопса.
Однако порой она подыгрывала ему, запускала пальчики ему в шевелюру, трепала по волосам, по спине, приговаривая: "Хороший пёсик". Серёжа изо всех сил старался изобразить собаку, хотя вживую последний раз видел её более десяти лет назад. Под жалкие звуки, которыми он старался подражать тявканью, Наташа старалась не смотреть туда, где заканчивались Серёжины ноги, где были подвёрнуты штаны. Но она смотрела. И много думала
Зато сны снились приятные. Про солнышко и как она, Наташа, гуляет и резвится, ей очень весело, и вместе с ней весело Серёже, он наконец-то загорел как следует, он счастливый, стройный, мужественный, им хочется бесконечно восхищаться, Наташа бежит к нему босиком по траве, обвивает руками шею, поджимает пятки, но хоть и повисает в воздухе, не чувствует, что Серёжа её держит. А в его огромных, умных карих глазах отражаются ноги в инвалидной коляске...
Да, она очень жалела о том, что никогда они не смогут побегать вместе босиком по лугу. Никогда не заплывут вдвоём за буйки, не сядут на валун, торчащий из воды, и не станут разглядывать разноцветных рыбёшек. Многое, очень многое они не смогут сделать вместе. Но на парня, который может всё то, что не может Серёжа, на богатого, известного, шикарного и признанного лучшим на планете мужчину Наташа не променяла бы своего безногого друга.
...Мутно. Окна сияют размытыми пятнами. Дом живёт. В нём живут люди. Но Наташе плохо видно и слышно. Голоса, восклицания, смех тонут в молчании огромного здания, как в мыслях того, кто сам сохраняет безмолвие.
В вязком воздухе полутёмного коридора маленький мальчик с переливчатым смехом бегает вокруг женщины, по-видимому, своей матери. Она разговаривает с другой.
- Так мне идёт эта шляпка?
- Милая моя, ты такая модница! Тебе идут положительно все шляпки!..
Мальчик неосторожно наступает матери на туфельку, она грозно прикрикивает на сына, и тот убегает прочь по коридорам. Наташа видит, как чёрные волосы отдельными прядями падают в беге на его лицо. Малыш бледноват: вероятно, он редко выходит на улицу. Его кожа сияет тем же бледно-серым, что и потолки в доме. Знакомые окна ещё не заколочены, но уже источают тот же призрачный и равнодушный свет, что и при Наташе.
В коридорах раздались шепотки, будто друг с другом заговорили стены. Сердце девушки ухнуло.
Мальчик их тоже, видимо, услышал. Он быстро свернул куда-то вбок с озабоченным лицом, нырнул в тень одной двери, другой, резко остановился как вкопанный. Полез в карманчик на своей курточке, вытащил что-то очень яркое, пёстрое, сжал кулачок, взвесил, размахнулся и выбросил это. Оно отлетело к серым неотделанным стенам, провалилось в щель под ними в полу, скрежетнуло, звякнуло и пропало без следа.
Тишина дома не нарушилась. Больше ничего не произошло. Мальчик развернулся и ушёл.
- Ты точно не хочешь кушать?
Мать поймала его за рукав.
- Ну хорошо, я поем.
Ребёнок шмыгнул в столовую, утвердился на стуле и принялся изучать графин с узорами. На стенке в дальнем конце комнаты висел портрет тётки, вероятно, прабабки или другой родственницы.
Мать принесла тарелку и поставила её перед сыном, тот уверенно взялся за вилку и приступил к обеду. В дверях показались другие люди, женщина порхнула к ним, и они быстро и оживлённо заговорили. Дом молчал. Мальчик спокойно ел.
Он ел, и никто на него не смотрел.
У портрета зрачки подвинулись под блики. Казалось, ничего не изменилось. Но теперь он смотрел на мальчика. Тот ещё не замечал и уплетал обед. Сгустилась ватная тишина. Мёртвая тишина. Как будто кого-то убили.
Мальчик поднял голову и встретился взглядом с портретом.
Он осторожно наклонился в одну сторону, в другую. Зрачки тётки двигались за ним.
Мальчик вскочил из-за стола и быстро вышел из столовой.
Он шёл мимо людей, быть может, родственников. Они не обращали на него внимание и продолжали куда-то основательно собираться. Они же видели его каждый день.
Гостиная. Кошка вспрыгнула на спинку кресла, мяукнула. Мальчик приблизился, погладил её, она скользнула на пол и важно направилась прочь. Ребёнок отошёл на несколько шагов, замер, обернулся.
Кошка глядела на него в упор, сидя у самых ног, злыми-презлыми чёрными глазами.
Мальчик испугался. Он отшатнулся, кинулся вон, держась за шею: он боялся, что кошка догонит, прыгнет и вопьётся когтями.
Но она не догоняла.
Ребёнок бежал мимо картин. Они шептались давно умершими голосами. И смотрели на него давно ослепшими глазами.
Кто-то зовёт мальчика. Восклицание растворяется в тяжёлой тишине. Наташе отчётливо слышно только перепуганное дыхание ребёнка.
Он пробегает мимо живых людей, стоящих и разговаривающих о чём-то. Люди провожают мальчика, несущегося без оглядки, удивлёнными взглядами.
Его зовут. Теперь это ясно. Даже эти люди окликают его. Пытаются ухватить за руку, за плечо, за курточку на спине. Они не могут понять, куда он стремится. Они не слышат шёпота стен дома.
Солнце заглянуло в окно в дальнем конце коридора. Столб золотистого света озарил мальчика, людей в глубине, несколько картин. Ребёнок замер. Этот свет не был безразличным. Он изгонял шепотки и кровожадные взгляды. Он без сожаления дарил жизнь. Закатное солнце.
Ватный воздух сгустился ещё сильнее. Мелькнуло светло-красное платье, надетое на мёртвое серо-восковое тело. Эта девушка неживая. Её здесь не должно быть!
Её ноги, изляпанные кровью, сразу же подогнулись.
Она оперлась о стену исцарапанными руками. Ногти поломаны, под ними застряли кусочки чьей-то кожи, ткани одежды. Девушка протянула руку к мальчику, прижалась грудью к обоям, подтащила тело, сделала шажок. Опять протянула ладонь с безобразными ногтями, зашуршала платьем вдоль стены, сделала слабыми ногами шажок.
Шур-шур... Звук чего-то вязкого, капнувшего на пол. Опять. Оно стекает по её исковерканной губе, по подбородку. Щёки изуродованы, синее месиво. Глаза выбиты. Но они всё равно смотрят через плечо девушки на мальчика, не теряя его из виду. Пышные волосы всклокочены и спутаны.
Она приоткрыла рот, тяжело втянула воздух грудью. Где-то в голове у неё противно забулькало, окровавленный мокрый язык облизнул порванные губы.
- Ты не хочешь идти к нему? Тогда иди к нам. Помоги нам. Отомсти за нас... Отомсти... Отомсти...
Шёпот стен подхватил последнее слово и начал повторять его на все лады и тона. Мальчик дёрнулся, вбежал в столб света. Ему некуда было деваться: направо новый коридор, но тёмный и полный картин. Даже отсюда видно, как посверкивают там их глаза. Прямо - окно. Тупик.
Голоса смешались в какофонию. Они спорили друг с другом. В глазах замученной девушки появилось молящее выражение, но от этого они не стали менее страшными.
- Ты сам говорил, что очень похож на него... Помоги нам. Отомсти. Жажду. Жажду мести. Помоги...
Мальчик вжался спиной в окно, девушка отделилась от стены и медленно подковыляла к нему, попала в столб света. И где вся мерзость её вида? Она мгновенно помолодела на множество ран. Пышные волосы легли красивыми волнами на плечи и спину, губы стали пухлыми, а глаза - чёрными, блестящими. Но они такими были от природы.
И она продолжила идти к мальчику.
Наташа всей кожей почувствовала, словно толчок, как ребёнок ненавидит эту девушку, как он боится её. И как он готов согласиться на всё на свете, лишь бы её не стало.
Мальчик завёл руку за спину, ощупал раму окна, ища ручку.
Мёртвая тоже почувствовала его эмоцию.
Она остановилась.
Глаза стали хуже.
- Ты. Тоже.
Намного хуже.
Мгновенно потемнел весь дом, секунда - и свет умер, иссяк, упал на подоконник и издох. Живые люди в глубине коридора растворились в набегающей стене крика, картины, встречая её, раззявили рты, их глаза выкатились, вылезли из орбит. Кто-то приблизился со стороны окна, прильнул к стёклам на высоте десяти человеческих ростов от земли. Он был здесь прежде, он будет здесь и после...
Стена ударила задыхающегося ребёнка, вонзилась в уши страшнейшими из звуков - предсмертными стонами. Невысказанными воплями. Невыплаканными криками. Замолчанным визгом. Диким, истошным... но безмолвным ором.
Коридор полетел в мальчика, бросился в него вместе с картинами, серым потолком, жёлтыми обоями и изуродованной девушкой. Сам воздух надавил на ребёнка и вышиб его вместе с рамой и стеклом окна наружу.
И вдруг Наташа осознала, что день ясен и наполнен солнцем, что настоящие, живые люди замерли с окаменевшими лицами и смотрят с ужасом на то, как мальчик выпадает из окна.
Он летел вниз медленно, очень медленно. Так казалось Наташе. Она смотрела на него снизу и сбоку, из-под строительных лесов и железных балок. Ей был виден ещё кусок посеревшего, как картонка, неба и тёмная стена дома. И только мальчик был живой. Он падал грудью вверх с треплющейся на ней курточкой и часто-часто дышал. Перекатывались по лицу чёрные нити волос, настоящие волосы настоящего, пускай и маленького, человека. Наташе казалось, что ребёнок пролетит мимо лесов. Он и должен был пролететь мимо. А под ним возникла балка.
Мальчик упал в абсолютной тишине, словно игрушка, и в какой-то миг железка прошила насквозь его ноги. Ах - и всё. Дальше ребёнок и его ноги летели отдельно...
Наташа завизжала что было сил, но она не слышала себя. Стук сердца бил по ушам, вдавливая глаза внутрь головы. Девушка зажмурилась и умерла. Ей так показалось.
...Сергей сидел в коляске и что-то мастерил.
Ступенька.
Следующая.
Она спускалась к нему.
Её лицо было бледно, глаза болезненно блестели. Они, глаза, смотрели на Сергея.
Он повернулся к ней в поясе, глянул вопросительно через плечо.
- Ты безногий, потому что выпал из окна на строительные леса.
Нижняя губа Сергея дрогнула, глаза потемнели. Он сделал над собой усилие и произнёс:
- Да. Из окна.
- Почему ты сразу не сказал мне правду?
- А откуда ты узнала?
- Мне приснился сон, - ледяным голосом ответила Наташа.
- Сон?! И давно тебе снятся такие сны?
- Какие - такие? - насторожилась девушка.
- Вещие.
- Уже несколько раз.
- Почему ты не рассказала про них?! Что ты там видела?
- А ты сам много мне рассказал правды? Наврал, что попал под поезд. Зачем?!
- Ну... Не все же из окон... Так... - растерялся парень.
- А ещё... Ты мне сказал однажды: не пытайся прыгать из окон. Целой до земли не долетишь... Как-то так. Мне теперь кажется, ты меня кругом обманываешь...
Наташа тяжело опустилась на стул, спрятала лицо в ладонях. Серёжа выглядел ошарашенным и немного несчастным, он подкатился к подруге, приобнял её за плечи, стал гладить по волосам и спине. Девушка подняла голову. Вот они, его глаза, такие же живые и красивые, как и тогда, когда он был мальчиком. Она не может им не верить. Грустные и тревожные...
- Так сколько, ты говоришь, видела этих снов?
- Кажется, три. А что, это так важно? Лучше объясни мне, зачем здоровый мальчик лет шести выпрыгнул из окна?
Наташа помнила зрачки, спрятавшиеся под блики. Заглянула в глаза Серёжи и поняла: он тоже помнит.
Парень покрепче обнял её, опустил голову. Он выглядел очень уставшим, на лбу пролегли морщинки, его сердце билось больно и часто. Он напряжённо думал и был целиком поглощён своей мыслью. Сергей тихо гладил Наташины руки и думал, думал... У неё была тысяча вопросов к нему, но она молчала. Сейчас нужно было помолчать.
Наконец, он поднял голову. Глаза воспалились и болезненно блестели.
- Тебе надо уходить. Пока не поздно. Беги из этого дома. Завтра утром я провожу тебя до выхода. И не возвращайся больше никогда. Даже близко сюда не подходи.
- Да что, что такое? В чём дело?
- Тебе лучше уйти... Я боюсь... За тебя. Ты и так пробыла здесь долго - слишком долго. Держать взаперти, насильно... Преступление. Я тварь, каких поискать. Больше ни за что не стану тебя удерживать. Я не позволю тебе оставаться здесь!
Наташа видела, как он наполняется решимостью с каждым словом, ему кажется, что его доводы весомее весомого, и он не подозревает, что она видела куда больше, чем возможно. Она провела пальцем по его виску, заправила прядь воронёных волос ему за ухо и прижалась своей щекой к его щеке.
- Что бы ты там ни говорил, но ты продолжаешь обнимать меня. Кого ты опять обманываешь?.. Никуда я не уйду. Без тебя - ни за что. Хоть ты и врун. Мы вместе навсегда, дурачок. И ты хочешь этого, хочешь. Ну как ты не понимаешь, что я сама теперь не покину тебя. Я тебя люблю, маленький скрытник. Вот и пользуйся этим со всей глубиной своего тайного злорадства.
По его телу пробежала дрожь, он бессильно уронил голову на плечо Наташе, стиснул её, словно стремясь биением любящего сердца защитить её от кого-то. А потом - его тёплое дыхание на щеках и касание губ. Нежное, чуткое, вечное.
Серёжа ещё не раз пытался убедить Наташу покинуть этот странный дом, но девушка сделалась непреклонна. Разве ей не было страшно? Наоборот. Но оставить Сергея один на один с этим ужасом... Только вместе. Только так.
Теперь Наташа не боялась. Не слишком боялась. Но за пределы обжитых комнат не выходила. И сняла здесь все картины со стен. У них слишком странные глаза. Они мешают Наташе не бояться.
А как хорошо было лежать с Серёжей вдвоём на Наташиной кровати, она - с книжкой, он - положив голову на её живот и потихоньку, миллиметр за миллиметром, отодвигая кофточку с её пузика. Если удастся отодвинуть - тут же прижмётся губами к пупку, фиг оторвёшь. Поэтому девушка, чувствуя прогресс диверсии, всякий раз шлёпала юношу по рукам, носу, щекам, а он в ответ делал несчастные глазки голодного мопса.
Однако порой она подыгрывала ему, запускала пальчики ему в шевелюру, трепала по волосам, по спине, приговаривая: "Хороший пёсик". Серёжа изо всех сил старался изобразить собаку, хотя вживую последний раз видел её более десяти лет назад. Под жалкие звуки, которыми он старался подражать тявканью, Наташа старалась не смотреть туда, где заканчивались Серёжины ноги, где были подвёрнуты штаны. Но она смотрела. И много думала
Зато сны снились приятные. Про солнышко и как она, Наташа, гуляет и резвится, ей очень весело, и вместе с ней весело Серёже, он наконец-то загорел как следует, он счастливый, стройный, мужественный, им хочется бесконечно восхищаться, Наташа бежит к нему босиком по траве, обвивает руками шею, поджимает пятки, но хоть и повисает в воздухе, не чувствует, что Серёжа её держит. А в его огромных, умных карих глазах отражаются ноги в инвалидной коляске...
Да, она очень жалела о том, что никогда они не смогут побегать вместе босиком по лугу. Никогда не заплывут вдвоём за буйки, не сядут на валун, торчащий из воды, и не станут разглядывать разноцветных рыбёшек. Многое, очень многое они не смогут сделать вместе. Но на парня, который может всё то, что не может Серёжа, на богатого, известного, шикарного и признанного лучшим на планете мужчину Наташа не променяла бы своего безногого друга.
...Мутно. Окна сияют размытыми пятнами. Дом живёт. В нём живут люди. Но Наташе плохо видно и слышно. Голоса, восклицания, смех тонут в молчании огромного здания, как в мыслях того, кто сам сохраняет безмолвие.
В вязком воздухе полутёмного коридора маленький мальчик с переливчатым смехом бегает вокруг женщины, по-видимому, своей матери. Она разговаривает с другой.
- Так мне идёт эта шляпка?
- Милая моя, ты такая модница! Тебе идут положительно все шляпки!..
Мальчик неосторожно наступает матери на туфельку, она грозно прикрикивает на сына, и тот убегает прочь по коридорам. Наташа видит, как чёрные волосы отдельными прядями падают в беге на его лицо. Малыш бледноват: вероятно, он редко выходит на улицу. Его кожа сияет тем же бледно-серым, что и потолки в доме. Знакомые окна ещё не заколочены, но уже источают тот же призрачный и равнодушный свет, что и при Наташе.
В коридорах раздались шепотки, будто друг с другом заговорили стены. Сердце девушки ухнуло.
Мальчик их тоже, видимо, услышал. Он быстро свернул куда-то вбок с озабоченным лицом, нырнул в тень одной двери, другой, резко остановился как вкопанный. Полез в карманчик на своей курточке, вытащил что-то очень яркое, пёстрое, сжал кулачок, взвесил, размахнулся и выбросил это. Оно отлетело к серым неотделанным стенам, провалилось в щель под ними в полу, скрежетнуло, звякнуло и пропало без следа.
Тишина дома не нарушилась. Больше ничего не произошло. Мальчик развернулся и ушёл.
- Ты точно не хочешь кушать?
Мать поймала его за рукав.
- Ну хорошо, я поем.
Ребёнок шмыгнул в столовую, утвердился на стуле и принялся изучать графин с узорами. На стенке в дальнем конце комнаты висел портрет тётки, вероятно, прабабки или другой родственницы.
Мать принесла тарелку и поставила её перед сыном, тот уверенно взялся за вилку и приступил к обеду. В дверях показались другие люди, женщина порхнула к ним, и они быстро и оживлённо заговорили. Дом молчал. Мальчик спокойно ел.
Он ел, и никто на него не смотрел.
У портрета зрачки подвинулись под блики. Казалось, ничего не изменилось. Но теперь он смотрел на мальчика. Тот ещё не замечал и уплетал обед. Сгустилась ватная тишина. Мёртвая тишина. Как будто кого-то убили.
Мальчик поднял голову и встретился взглядом с портретом.
Он осторожно наклонился в одну сторону, в другую. Зрачки тётки двигались за ним.
Мальчик вскочил из-за стола и быстро вышел из столовой.
Он шёл мимо людей, быть может, родственников. Они не обращали на него внимание и продолжали куда-то основательно собираться. Они же видели его каждый день.
Гостиная. Кошка вспрыгнула на спинку кресла, мяукнула. Мальчик приблизился, погладил её, она скользнула на пол и важно направилась прочь. Ребёнок отошёл на несколько шагов, замер, обернулся.
Кошка глядела на него в упор, сидя у самых ног, злыми-презлыми чёрными глазами.
Мальчик испугался. Он отшатнулся, кинулся вон, держась за шею: он боялся, что кошка догонит, прыгнет и вопьётся когтями.
Но она не догоняла.
Ребёнок бежал мимо картин. Они шептались давно умершими голосами. И смотрели на него давно ослепшими глазами.
Кто-то зовёт мальчика. Восклицание растворяется в тяжёлой тишине. Наташе отчётливо слышно только перепуганное дыхание ребёнка.
Он пробегает мимо живых людей, стоящих и разговаривающих о чём-то. Люди провожают мальчика, несущегося без оглядки, удивлёнными взглядами.
Его зовут. Теперь это ясно. Даже эти люди окликают его. Пытаются ухватить за руку, за плечо, за курточку на спине. Они не могут понять, куда он стремится. Они не слышат шёпота стен дома.
Солнце заглянуло в окно в дальнем конце коридора. Столб золотистого света озарил мальчика, людей в глубине, несколько картин. Ребёнок замер. Этот свет не был безразличным. Он изгонял шепотки и кровожадные взгляды. Он без сожаления дарил жизнь. Закатное солнце.
Ватный воздух сгустился ещё сильнее. Мелькнуло светло-красное платье, надетое на мёртвое серо-восковое тело. Эта девушка неживая. Её здесь не должно быть!
Её ноги, изляпанные кровью, сразу же подогнулись.
Она оперлась о стену исцарапанными руками. Ногти поломаны, под ними застряли кусочки чьей-то кожи, ткани одежды. Девушка протянула руку к мальчику, прижалась грудью к обоям, подтащила тело, сделала шажок. Опять протянула ладонь с безобразными ногтями, зашуршала платьем вдоль стены, сделала слабыми ногами шажок.
Шур-шур... Звук чего-то вязкого, капнувшего на пол. Опять. Оно стекает по её исковерканной губе, по подбородку. Щёки изуродованы, синее месиво. Глаза выбиты. Но они всё равно смотрят через плечо девушки на мальчика, не теряя его из виду. Пышные волосы всклокочены и спутаны.
Она приоткрыла рот, тяжело втянула воздух грудью. Где-то в голове у неё противно забулькало, окровавленный мокрый язык облизнул порванные губы.
- Ты не хочешь идти к нему? Тогда иди к нам. Помоги нам. Отомсти за нас... Отомсти... Отомсти...
Шёпот стен подхватил последнее слово и начал повторять его на все лады и тона. Мальчик дёрнулся, вбежал в столб света. Ему некуда было деваться: направо новый коридор, но тёмный и полный картин. Даже отсюда видно, как посверкивают там их глаза. Прямо - окно. Тупик.
Голоса смешались в какофонию. Они спорили друг с другом. В глазах замученной девушки появилось молящее выражение, но от этого они не стали менее страшными.
- Ты сам говорил, что очень похож на него... Помоги нам. Отомсти. Жажду. Жажду мести. Помоги...
Мальчик вжался спиной в окно, девушка отделилась от стены и медленно подковыляла к нему, попала в столб света. И где вся мерзость её вида? Она мгновенно помолодела на множество ран. Пышные волосы легли красивыми волнами на плечи и спину, губы стали пухлыми, а глаза - чёрными, блестящими. Но они такими были от природы.
И она продолжила идти к мальчику.
Наташа всей кожей почувствовала, словно толчок, как ребёнок ненавидит эту девушку, как он боится её. И как он готов согласиться на всё на свете, лишь бы её не стало.
Мальчик завёл руку за спину, ощупал раму окна, ища ручку.
Мёртвая тоже почувствовала его эмоцию.
Она остановилась.
Глаза стали хуже.
- Ты. Тоже.
Намного хуже.
Мгновенно потемнел весь дом, секунда - и свет умер, иссяк, упал на подоконник и издох. Живые люди в глубине коридора растворились в набегающей стене крика, картины, встречая её, раззявили рты, их глаза выкатились, вылезли из орбит. Кто-то приблизился со стороны окна, прильнул к стёклам на высоте десяти человеческих ростов от земли. Он был здесь прежде, он будет здесь и после...
Стена ударила задыхающегося ребёнка, вонзилась в уши страшнейшими из звуков - предсмертными стонами. Невысказанными воплями. Невыплаканными криками. Замолчанным визгом. Диким, истошным... но безмолвным ором.
Коридор полетел в мальчика, бросился в него вместе с картинами, серым потолком, жёлтыми обоями и изуродованной девушкой. Сам воздух надавил на ребёнка и вышиб его вместе с рамой и стеклом окна наружу.
И вдруг Наташа осознала, что день ясен и наполнен солнцем, что настоящие, живые люди замерли с окаменевшими лицами и смотрят с ужасом на то, как мальчик выпадает из окна.
Он летел вниз медленно, очень медленно. Так казалось Наташе. Она смотрела на него снизу и сбоку, из-под строительных лесов и железных балок. Ей был виден ещё кусок посеревшего, как картонка, неба и тёмная стена дома. И только мальчик был живой. Он падал грудью вверх с треплющейся на ней курточкой и часто-часто дышал. Перекатывались по лицу чёрные нити волос, настоящие волосы настоящего, пускай и маленького, человека. Наташе казалось, что ребёнок пролетит мимо лесов. Он и должен был пролететь мимо. А под ним возникла балка.
Мальчик упал в абсолютной тишине, словно игрушка, и в какой-то миг железка прошила насквозь его ноги. Ах - и всё. Дальше ребёнок и его ноги летели отдельно...
Наташа завизжала что было сил, но она не слышала себя. Стук сердца бил по ушам, вдавливая глаза внутрь головы. Девушка зажмурилась и умерла. Ей так показалось.
...Сергей сидел в коляске и что-то мастерил.
Ступенька.
Следующая.
Она спускалась к нему.
Её лицо было бледно, глаза болезненно блестели. Они, глаза, смотрели на Сергея.
Он повернулся к ней в поясе, глянул вопросительно через плечо.
- Ты безногий, потому что выпал из окна на строительные леса.
Нижняя губа Сергея дрогнула, глаза потемнели. Он сделал над собой усилие и произнёс:
- Да. Из окна.
- Почему ты сразу не сказал мне правду?
- А откуда ты узнала?
- Мне приснился сон, - ледяным голосом ответила Наташа.
- Сон?! И давно тебе снятся такие сны?
- Какие - такие? - насторожилась девушка.
- Вещие.
- Уже несколько раз.
- Почему ты не рассказала про них?! Что ты там видела?
- А ты сам много мне рассказал правды? Наврал, что попал под поезд. Зачем?!
- Ну... Не все же из окон... Так... - растерялся парень.
- А ещё... Ты мне сказал однажды: не пытайся прыгать из окон. Целой до земли не долетишь... Как-то так. Мне теперь кажется, ты меня кругом обманываешь...
Наташа тяжело опустилась на стул, спрятала лицо в ладонях. Серёжа выглядел ошарашенным и немного несчастным, он подкатился к подруге, приобнял её за плечи, стал гладить по волосам и спине. Девушка подняла голову. Вот они, его глаза, такие же живые и красивые, как и тогда, когда он был мальчиком. Она не может им не верить. Грустные и тревожные...
- Так сколько, ты говоришь, видела этих снов?
- Кажется, три. А что, это так важно? Лучше объясни мне, зачем здоровый мальчик лет шести выпрыгнул из окна?
Наташа помнила зрачки, спрятавшиеся под блики. Заглянула в глаза Серёжи и поняла: он тоже помнит.
Парень покрепче обнял её, опустил голову. Он выглядел очень уставшим, на лбу пролегли морщинки, его сердце билось больно и часто. Он напряжённо думал и был целиком поглощён своей мыслью. Сергей тихо гладил Наташины руки и думал, думал... У неё была тысяча вопросов к нему, но она молчала. Сейчас нужно было помолчать.
Наконец, он поднял голову. Глаза воспалились и болезненно блестели.
- Тебе надо уходить. Пока не поздно. Беги из этого дома. Завтра утром я провожу тебя до выхода. И не возвращайся больше никогда. Даже близко сюда не подходи.
- Да что, что такое? В чём дело?
- Тебе лучше уйти... Я боюсь... За тебя. Ты и так пробыла здесь долго - слишком долго. Держать взаперти, насильно... Преступление. Я тварь, каких поискать. Больше ни за что не стану тебя удерживать. Я не позволю тебе оставаться здесь!
Наташа видела, как он наполняется решимостью с каждым словом, ему кажется, что его доводы весомее весомого, и он не подозревает, что она видела куда больше, чем возможно. Она провела пальцем по его виску, заправила прядь воронёных волос ему за ухо и прижалась своей щекой к его щеке.
- Что бы ты там ни говорил, но ты продолжаешь обнимать меня. Кого ты опять обманываешь?.. Никуда я не уйду. Без тебя - ни за что. Хоть ты и врун. Мы вместе навсегда, дурачок. И ты хочешь этого, хочешь. Ну как ты не понимаешь, что я сама теперь не покину тебя. Я тебя люблю, маленький скрытник. Вот и пользуйся этим со всей глубиной своего тайного злорадства.
По его телу пробежала дрожь, он бессильно уронил голову на плечо Наташе, стиснул её, словно стремясь биением любящего сердца защитить её от кого-то. А потом - его тёплое дыхание на щеках и касание губ. Нежное, чуткое, вечное.
Серёжа ещё не раз пытался убедить Наташу покинуть этот странный дом, но девушка сделалась непреклонна. Разве ей не было страшно? Наоборот. Но оставить Сергея один на один с этим ужасом... Только вместе. Только так.
-
Аля Мур
- Взрослый
- Сообщения: 717
- Зарегистрирован: 17 июл 2008, 10:21
- Откуда: Ukraine
- Контактная информация:
Наконец 6 шорох 
. Скрины все обалденные, но больше всего меня впечатлил тот, где девушка с красным глазом 
. Очень реалистично.
Старшно читать, но очень интересно. В этом шорохе для меня самый страшный момент-"маленький Сережа кушает в гостинной и на него смотрит портерт"
Сериал супер! Автор талантище
. Скрины все обалденные, но больше всего меня впечатлил тот, где девушка с красным глазом . Очень реалистично.Старшно читать, но очень интересно. В этом шорохе для меня самый страшный момент-"маленький Сережа кушает в гостинной и на него смотрит портерт"
Сериал супер! Автор талантище
-
Тетя Алиса
- Serpentarius
- Сообщения: 2236
- Зарегистрирован: 18 апр 2008, 21:54
-
Alice Lekter
- Малыш
- Сообщения: 49
- Зарегистрирован: 23 авг 2008, 20:24
